В субботу, после занятий, Нищев попросил Лесняка и Крайнова задержаться.
– Ребята, хотите пообщаться с легендой разведки – полковником Стариновым?
– Петр Иванович, конечно, да.
– Другого ответа я и не ждал, – улыбнулся Нищев. – Тогда берите, на ваше усмотрение, еще кого-то одного и в 15:00 встречаемся на проходной. Дед не любит шумных компаний.
Выбор пал, конечно же, на Поддубного. Нашли его быстро. Поддубный, в компании одногруппников, стоял у входа в общежитие, щурясь, не то от смеха, не то от лучей июльского солнышка. Травили анекдоты и травились никотином – как говориться, совмещали приятное с бесполезным.
Хохлы буквально выдернули его из «агрессивной среды» и потащили по ступенькам на второй этаж.
– Вовчик, тихо: едем в Москву проведать деда.
– Какого деда? Дедушку Ленина? Это святое! Ничего, что в семнадцатый раз? Та отпустите вы!
– Дедушку Старинова, в первый.
– Так что ж вы тормозите? Бегом! – уже Поддубный, подхватив под руки хохлов, тащил их наверх по ступенькам.
Через три минуты шестьдесят две секунды группа гражданских в составе трех хохлов и одного толстого портфеля подходили к проходной ДорНИИ. Там их уже ожидал Нищев.
– Петр Иванович?.. Мы в Москву. Вы тоже? Какое совпадение!
***
Малоэтажный и еще более малоподъездный дом насилу втиснулся в пространство тихого московского дворика. Стены дома гордились своей кирпичной кладкой – ровесницей кладки стен Кремля. Некогда желтого цвета кирпич, танцуя от цоколя, то и дело упирался в широкие наличники узко посаженных окон. В окна первого этажа не заглядывал разве что ленивый… да дворовой пес по кличке Колька. Пес не заглядывал не потому, что был колченогим. Просто надоело. Входная дверь являлась одновременно и парадной, и черной. Ее габариты – «проходи по одному» – говорили о склонности двери к здоровому образу жизни и борьбе с излишеством. Парадное, оно же черное, или, как стали говорить после революции, подъезд (что, впрочем, абсолютно не верно), имело обшарпанный вид. В общем – обычный наш подъезд обычного пожилого дома без лифта.
КУОСовцев, не в пример жильцам дома, отсутствие лифта ничуть не огорчило – Старинов жил на первом этаже. Вот его дверь в квартиру. Нищев коротко, но уверенно нажал кнопку звонка. Вместо характерного для семидесяти восьми летнего возраста шарканья и шамканья последовала легкая, бесшумная пауза и бодрое: «Кто там?»
– Илья Григорьевич, свои…
Узнав говорившего по голосу, хозяин квартиры открыл дверь.
Крайнов предполагал увидеть человека-легенду, глыбу, недосягаемую высоту… Впрочем, он сам не представлял, как должен выглядеть его кумир, его восхищение. Единственное, за что мог ручаться Виталий, стоя перед закрытой дверью, – чувство восторга охватившее его в ожидании чуда.
На пороге стоял мужчина среднего роста, худощавый, подтянутый, широкобровый, насквозь седой. В свежести надетой светлой рубашки и остроте стрелок темных брюк просматривалось уважительное отношение к гостям.
– Петя, здравствуй, – обнялись. – Ты как часы! Молодца!
Повел белой бровью:
– Твои компаньерос?
– Мои.
Старинов оценивающим, строгим взглядом посмотрел на каждого из компаньерос и мягко, доброжелательно сказал:
– Входите, друзья.
Прошли в гостиную. Илья Григорьевич предложил гостям располагаться на диване. Сам сел в кресло, стоявшее чуть в стороне. Крайнову бросились в глаза потертая диванная накидка и радиола времен запуска первого спутника земли.
Ветхая мебель, после тридцати лет безупречной службы хозяину, скрипя и ноя, просилась на покой. Настенный ковер был лет на сорок старше мебели, но висел молча. Он молчал, глотая пыль, занесенную ветром через открытую форточку. Молчал, распятый на дворовом столбе, когда из него выбивали эту пыль колотушкой. Молчал, когда в доме появилось ненасытное, воющее существо, которое, высасывая из него пыль, безжалостно выдирало ворсу. Ковер любил и уважал своего владельца. Он знал, что владелец – человек серьезный и не выносит пустой болтовни.
Сотканный на Обуховской фабрике «Торговый дом Михаила Брунова и наследники», по старому стилю, ковер впитал хорошие манеры своих создателей, эмигрировавших в Польшу в семнадцатом году. А в восемнадцатом фабрике было присвоено имя советского государственного и партийного деятеля Я. Э. Рудзутака. Ковер с Рудзутаком знаком не был, и даже рядом не лежал. И слава Богу! Потому что в 1938 году Рудзутак был объявлен «врагом народа» и расстрелян. А много лет спустя появившаяся в доме диванная накидка сообщила об очередном переименовании фабрики. Теперь она называлась «Ковровый комбинат имени В. И. Ленина». В будущем ковру предстояло узнать, что в конце ХХ века комбинат переименуют в ОАО «Ковры Обухова». В конце 2002 года это предприятия окажется банкротам и будет распродано. Но владелец ковра об этом факте уже не узнает: 18 ноября 2000 года, на 101-м году жизни, перестало биться его сердце. В память о своем великом обладателе ковер молчит и по сей день.
Сквозь единственное оконце дневной свет пробивался в комнату с трудом, и как-то без особого энтузиазма. Посреди изобилия света и красок солнечного летнего дня, в полумраке замкнутого в четырех стенах пространства, сидел человек – ровесник века.
– Давайте подведем итоги ваших СКЗ, – предложил Старинов КУОСовцам.
– Илья Григорьевич, я зам по тылу на СКЗ. Свою задачу понял. Прошу пять минут готовности. Разрешите выполнять? Где у Вас кухня? – обратился Лесняк.
– Петенька, покажи заму по тылу, где у нас чего, и чайку организуй. Будем чаи гонять и разговоры разговаривать.
Нищев и Лесняк со своим портфелем удалились на кухню. Патологическая звукопроницаемость, присущая малогабаритным квартирам, позволяла находящимся в комнате знать все, что происходит на кухне.
Чиркнула спичка – предвестница огня. Зашипел пущенный из конфорки газ. Легким хлопком возгорелось пламя. Громыхнул усевшийся на огонь чайник. Полузвон стопариков перемежался с глухими звуками, сопровождавшими выкладывание на стол содержимого портфеля. Когда за дело взялся кухонный нож, в комнату потянуло запахом копченой колбасы и твердого сыра сорта… «в мелкую дырочку». Порезанные помидорчики и огурчики пахли слабо – по причине тепличного происхождения. Их запах смог учуять только сидевший ближе всех к кухне Володя Поддубный. Лимончик, последняя жертва ножа, хоть и был не по годам зеленый, заявил о себе неповторимым устойчивым араматом матерого лимона. Цитрусовым был – цитрусовым и остался.
В ожидании «хлеборезов» Старинов включил радиолу. Радиола «дала петуха», требуя дополнительной настройки. Вращая ручку настройки частоты, Старинов поймал волну. Диктор торжественно вещал:
– …работают все радиостанции Советского Союза. Сегодня, пятого июля 1978 года, в 18 часов 29 минут по Московскому времени, в 300 километрах западнее Целинограда совершил посадку спускаемый аппарат советского космического корабля «Союз-30». На Землю возвратились космонавты Петр Ильич Климук и Мирослав Хермачевски (Miroslav Hermazsewski). Продолжительность полета составила восемь суток.
– Быстро управились, – подытожил Старинов.
– Президиум Верховного Совета СССР принял указ о присвоении звания Героя Советского Союза гражданину Польской Народной Республики космонавту-исследователю Мирославу Хермачевски и указ о награждении дважды Героя Советского Союза летчика-космонавта СССР Петра Ильича Климука орденом Ленина.
– Во, как оперативно! Только прилетели, сразу сели…
На пороге появился Лесняк с тарелками в руках:
– Илья Григорьевич, куда?..
Старинов кивнул в сторону журнального столика. Лесняк, глядя на столик, сказал:
– Не поместится.
– А ты компактней. Если понадобится – трамбуй.
Выпили по рюмке коньяку за встречу. Разговор оживился.
– Петр Иванович, пора представить своих учеников.
Нищев представил слушателей:
– Виталий Корнев из Днепропетровска, Анатолий Лавров из Ровно, Владимир Погодин – харьковчанин.
– Что, ребятки, гоняет вас Петр Иванович? Петя, как?
Улыбнувшись, Нищев развел руками, уступив право ответа своим ученикам.
– Хорошей науки много не бывает, Илья Григорьевич, – ответил за всех Крайнов.
– Это точно, – подтвердил Старинов. – Помню, в гражданскую, прибывает к нам полковой комиссар – узнать положение дел в части, настроение красноармейцев. А командир строго-настрого всех предупредил, чтоб не жалились. Построили нас и комиссар спрашивает:
– Как живете, бойцы?
Отвечаем:
– Хорошо!
– Кормят как?
– Хорошо!
– Жратвы хватает?
– Хватает!! Еще и остается.
– А с остатками что делаете?
– Съедаем!!! Еще и не хватает.
За то и выпили.
– А скажите мне, товарищи, какое практическое применение групп специального назначения вы видите в обозримом будущем? – поинтересовался Старинов.
– Илья Григорьевич, разрешите высказать свое мнение? – отважился Крайнов. Ему, с одной стороны, было лестно, держать ответ перед самим Стариновым. С другой, – не хотелось попасть впросак.
– Одна из главных задач разведки – выявление признаков подготовки к нанесению ядерного удара противника по СССР. Для этого было бы целесообразным проникать в районы размещения ракетных комплексов и закладывать на длительное время спецустройства и приборы.
– Так-так… И какие же «игрушки» предполагается оставлять?
– Электронные: позволяющие длительное время считывать информацию. И «бумбарашки».
– Петя, ты слышал? Вот она – прогрессивная молодежь! Мы как? По старинке – радиомина, мина дистанционного управления… А у них емко – «бумбарашка». И все понятно.
Улыбчивая мимика Нищева говорила:
– Ну дык… кто учителя! Уж с кем поведешься!..
– А расскажи-ка мне, Виталий,… как тебя по батюшке?...
– Дмитриевич.
– …Виталий Дмитриевич, с этого момента поподробнее, пожалуйста…
Крайнов стал рассказывать о ракетных комплексах, командных пунктах, системах связи и боевого управления. Указывал на слабые места и болевые точки потенциального противника – попал в струю…
Только что отправленная в отставку пустая коньячная бутылка косила порожним взглядом на свою сменщицу, бравирующую на столе тремя звездочками, занимаемой должностью и положением в обществе:
– Рано радуешься, подруга. Сейчас тебя пустят по кругу, выжмут из тебя все соки и отправят на покой. Будешь стоять рядом со мной и дребезжать о былом градусе. Вот тогда ты, пустышка, поймешь: чем лучше и звездастей наше содержимое, тем хуже для нас – пьют быстрей и с большим удовольствием. Напоследок тебя похвалят и отправят, в лучшем случае, в стеклотарный санаторий за двенадцать копеек. Грош цена тебе, пустышка! Кому мы без содержимого нужны?
Старинов внимательно слушал, задавал вопросы, уточнял:
– Петр Иванович, обрати внимание на развитие данной тематики. Очень актуально, очень.
– Илья Григорьевич, уже обратил. Включил эту тему в научную работу и диссертацию. Кстати, Виталий Дмитриевич мне здорово помог своими консультациями и технической документацией.
– Вижу, у ГСН есть будущее. Вот за него и выпьем.
Не успели пустые стопки коснуться поверхности стола, как легкая рука Лесняка до краев наполнила их новым содержанием.
– Илья Григорьевич, ребята горят желанием получить уроки мастер-класса, – сообщил Нищев.
– Что конкретно интересует?
– Как вы в Испании подорвали туннель…
– …в Харькове уничтожили штаб пехотной дивизии… и фон Брауна…
– … создали диверсионную службу в партизанских формированиях, действовавших на Украине…
– …особенности Ваших мин…
– Не частите, – оборвал хлынувший поток вопросов Старинов.
В наступившей тишине только время позволяло себе напоминать о своем течении звуком настенных ходиков: тик-так, тик-так. С улицы донеслось ворчание Кольки:
– Бу-бу-бу-у, абыр, абыр-валг.
Это Колька воспитывал жильца из тринадцатой квартиры, легкомысленно появившегося на балконе в одних семейных трусах.
– Жарко? Понимаю… У самого шерсть имеется, – пояснял Колька. – Но не до такой же степени!.. Что подумают гости о моем дворе? Фу – срамота!
Подействовало: жилец, почесав растительность на груди, ретировался с балкона. Колька повернулся на другой бок и, с чувством выполненного долга, продолжил дремать в тени деревьев.
Какое-то время Илья Григорьевич молчал. Видимо, обдумывал с чего начать.
– Если вам скажут, что сапер ошибается только раз – не верьте! Я ошибался, и не один раз… Это было, в Испании, в тридцать шестом году. Меня тогда звали Рудольфо…
Около часа Старинов рассказывал КУОСовцам об исторических событиях, в которых принимал непосредственное участие. Крайнов, впитывая каждое слово великого Деда, подумал: «Вот такие жизненные вехи и определяют траекторию судьбы человека: каждому – свою».
Старинова можно было слушать на одном дыхании часами. Да что часами – бесконечно! Но злоупотреблять его гостеприимством было не корректно. Два часа времени, отведенных на встречу, неожиданно закончились.
– Спойте-ка, друзья, нашу, КУОСовскую, – попросил Старинов.
Володя Поддубный начал, остальные подхватили:
Бой затих у взорванного моста,
ГСН растаяла во мгле.
Зам по "Д", не терпящий удобства,
Умирает на сырой земле…
Все присутствующие даже не заметили, когда поднялись – пели и слушали стоя:
…Узнают их по короткой стрижке,
По беретам типа «балахон».
Их в округе местные мальчишки
Называют «дяденька шпион».
Ну а если гром великий грянет,
В неизвестность улетят они.
Пусть им вечным памятником станет
Проходная возле ДорНИИ.
Прозвучали последние слова песни.
– Давайте, на посошок, за вас ребятки, за ваш нелегкий хлеб. Спасибо, что зашли. И за песню спасибо. Быть добру, – произнес Старинов.
…В считанные минуты гости привычно прибрали за собой все следы вторжения: журнальный столик приобрел прежний вид, посуда, сверкая чистотой, вернулась на исходные позиции. И все же один существенный «прокол» все-таки был. Две пустые коньячные бутылки, соседки по мусорному ведру, пристально рассматривали на просвет отпечатки пальцев на своем стекле.
– Лавров наследил. Лавров, как пить дать. Растяпа! – заключила первая.
– Молод еще, исправится, – заступилась за разведчика вторая.
Закрывшаяся рукой Лаврова дверка тумбочки прервала диалог, погрузив пустышек в темноту.
Прощание с Ильей Григорьевичем было коротким и теплым, как летняя ночь. Выйдя из парадного, какое-то время стояли, ошеломленные впечатлениями от встречи. Закурили… Колька нацелил на курцов прищуренный глаз:
– Опять к Деду на поклон ходили. И шастают, и шастают… Какая старику с них польза? Не пойму. Бери он с каждого ходока а хоть по рубчику – на «Чайке» бы ездил. А то все на своих двоих ковыляет – неудобно… Как бы эти окурков не набросали. О, уже уходят, не набросали. Культурные. Ладно, провожать не буду – дорогу знают.
– Обрадую семью, нежданно-негаданно, столь ранним визитом. Вот удивятся! Потому как нежданный гость – лучше татарина.
– Петр Иванович, какой же вы гость? – заметил Крайнов. – Вы…
– У меня ведь две семьи, Виталя: в Москве – малая, в Балашихе – большая. И где я гость, а где хозяин?… Каковы ваши планы на вечер, господа-товарищи офицеры?
– В кино сходим. Говорят, в «Киеве» кинокомедия «Джентельмены удачи» идет, – раскрыл заведомо ложные планы Поддубный.
– Ну, молодцы! Кинотеатр и тот по национальной принадлежности выбираете! Ладно, джентльмены, будьте здоровы.
Оставшись одни, три хохла – три гетмана держали совет. Решили: такое грандиозное событие – встречу с самим Стариновым – отметить, как полагается. Выбор пал на недавно открывшийся пивной ресторан «Саяны», что на восточной окраине Москвы. Во-первых, ресторан, пока еще новый, выделяется в лучшую сторону от других подобных заведений качеством ассортимента и обслуживания. Во-вторых, опять же, выделялся направлением во все ту же лучшую сторону – сторону Балашихи.
В ресторане ребята дали волю чувствам и эмоциям:
– Каков человечище – глыба! – не мог успокоиться Крайнов. – С виду суровый, а внутренне добродушный.
– А живет просто и скромно, как все нормальные люди, – заключил Лесняк.
– Говорят, его раз двадцать к Герою представляли, и раз пять к расстрелу приговаривали, – сказал Поддубный. – Зато всяким хермаченым… или, как их там, Героев одновременно с посадкой дают. А то и вместо…
***
Внедренная в портфель третья бутылка коньяка – резерв командования – на легальную работу не привлекалась. Ее берегли на случай провала двух других агентов-собутыльниц. Тогда ей пришлось бы прикрывать отход группы. Но агенты с честью справились со своей миссией. И третья бутылка терпеливо ждала своего часа. Она понимала, что от времени становится только лучше и выдержаннее. Это вам ни какое-нибудь неврастеничное шампанское, готовое в любой момент взорваться и изойти пеной даже от такой мелочи, как болтанка портфеля или июльская жара. Бутылка ждала, ждала и дождалась своего «трехзвездного» часа.
Светало… 6 июля 1978 года. Балашиха. КУОС. Общежитие слушателей. Второй этаж. Крайнее окно справа – нараспашку. Приглушенный свет настольной лампы. Сдержанные мужские голоса. Пауза. Затакт. Andante (не торопясь, спокойно):
А в России зацвела гречиха,
Там не бродит дикий папуас.
Есть в России город Балашиха,
Есть там ресторанчик «Бычий глаз».
По субботам и по воскресеньям
Люди в ресторан спешат гурьбой.
Среди них идут, держа равненье,
Парни с удивительной судьбой…
Справка.
Старинов Илья Григорьевич (02.08.1900 г., с. Войново, ныне Волховского района Орловской области, – 18.11.2000 г., Москва).
Русский. Из служащих. Полковник (17.02.1938). Кандидат исторических наук, профессор.
В Красной Армии с 1918. Член компартии с 1924. Окончил Школу военно-железнодорожных техников в Воронеже (1922), Военно-транспортную академию РККА (1935).
Участник Гражданской войны. Воевал против войск генерала А. И. Деникина и П. Н. Врангеля (1918 – 1921).
Служил в 4-м Коростенском Краснознаменном железнодорожном полку, командир роты (1922 – 1930).
В распоряжении РУ штаба РККА с прикомандированием к РО штаба округа (январь 1930-го – март 1933-го) – занимался подготовкой партизанских кадров в Киеве и Харькове, разрабатывал и внедрял новые виды мин, отрабатывал методы ведения минной войны. Начальник приграничного разведывательного пункта РО штаба Украинского военного округа (Тирасполь, март – июнь 1933-го).
Сотрудник РУ штаба РККА (июнь – август 1933-го), преподаватель Военных курсов при ИККИ.
Заместитель военного коменданта станции Ленинград-Московский Октябрьской железной дороги (июнь 1935-го – ноябрь 1936-го).
В распоряжении РУ штаба РККА (ноябрь 1936-го – ноябрь 1937-го), воевал в Испании: советник партизанского соединения, инструктор минно-подрывного дела, организатор и участник многих диверсионных операций в тылу франкистов. Как вспоминал сам И. Старинов, они совершили около 200 диверсий и засад, а ориентировочные потери противника составили более двух тысяч человек. За работу в Испании награжден орденом Красного Знамени (секретное постановление ЦИК СССР от 3.01.1937) и орденом Ленина (закрытое постановление ЦИК СССР от 2.11.1937).
По возвращении на Родину оказался под следствием – за связь с «врагами народа».
Начальник Центрального научно-испытательного железнодорожного полигона РККА (март 1938-го – июль 1940-го), участник советско-финляндской войны 1939–1940, занимался разминированием.
Начальник Отдела заграждения и минирования Главного военно-инженерного управления РККА (июль 1940-го – июль 1941-го).
Участник Великой Отечественной войны. Начальник Оперативно-инженерной группы, которая действовала на Западном и Южном фронте – ставила минные заграждения и ловушки, а также подрывала важные объекты при отступлении. Начальник Оперативно-учебного (партизанского) центра Западного фронта.
По заданию Генштаба провел операцию по выводу из строя и минированию важных объектов в Харькове с помощью мин, управляемых по радио, которые начали взрываться, когда в городе обосновались фашисты (1941 – 1942). Одной из таких мин 14.11.1942 был уничтожен начальник гарнизона Харькова генерал-лейтенант Георг фон Браун.
Командир бригады специального назначения на Калининском фронте, помощник начальника ЦШПД, начальник Центральной партизанской школы и начальник ШПД на Южном фронте (1942 – 1943).
Начальник Украинского ШПД, заместитель начальника Польского ШПД, начальник штаба Советской военной миссии в Югославии (1943 – 1944).
В Главном дорожном управлении Советской Армии занимался разминированием территории СВАГ в Германии. Заместитель начальника 20-го Управления восстановительных работ НКПС по войскам (1944 – 1946).
Начальник кафедры тыла Военного института МВД СССР (1946 – 1956). Научный сотрудник Отдела истории Великой Отечественной войны Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (1956 – 1962).
Преподавал в учебных заведениях КГБ СССР (1963 – 1973). В 80-е годы преподавал в Военном институте МВД СССР.
Награжден двумя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, пятью орденами Красного Знамени, Отечественной войны II ст., Дружбы народов, «За заслуги перед Отечеством» IV ст., медалями.
Автор наставлений и монографий по партизанской войне, книг: «Записки диверсанта» (М., 1997), «Мины замедленного действия» (М., 1999).
И. Г. Старинова называют «богом диверсий» и «дедушкой русского спецназа».
18 ноября 2000 года на 101-м году жизни перестало биться сердце воина-интернационалиста, партизана-разведчика профессора И. Г. Старинова. 22 ноября 2000 года он был похоронен на Троекуровском кладбище Москвы.
