В конце февраля на базе Тульской воздушно-десантной дивизии, в/ч 55599, КУОСовцы проходили парашютно-десантную подготовку. Их разместили в казарме, рассчитанной человек на двести. Новые трудности, связанные с казарменным положением – скученность личного состава, ночные шорохи и стойкий запах портянок, ледяная вода в умывальнике – были ничем по сравнению с накопившейся за день усталостью. Напрыгавшись с вышек и трамплинов, "наевшись" тренажеров и "от пуза налопавшись" лоппингов, наукладывавшись и натягавшись за день парашютов, ребята доползали до койки и валились с ног. Никого из них не нужно было подгонять или подзадоривать. Все выкладывались по максимуму, понимая цену итогового «экзамена».
Видавший виды самолет Ан-2ТД, поворчав на морозную и ветреную погоду своим единоутробным двигателем, привычным движением оторвался от взлетки. Койот и Кентавр сидели рядом – хохлы. В десантном отсеке непроизвольно установился режим «тишина». Куда подевались штатные балагуры? Самолет набрал заданную высоту. Загорелась сигнальная лампочка – не жди меня, мама... Инструктор отворил дверь, и в глаза каждого десантника заглянула бездна. Первым прыгнул Лесняк. Виталий пошел за ним, предусмотрительно прижав руки к груди, дабы в последний момент инстинктивно не вцепиться, от страха, за дверной проем. Разрывая воздушный поток, ему навстречу устремилась земля. Ужас падения оборвал хлопок парашюта, своевременно раскрывшегося над головой. Виталия дернуло и, как ему показалось, потащило вверх. Затем болтанка прекратилась и наступило торжество безумия над разумом – плавный спуск. Множество раз разум взывал к его сознанию: «А надо ли? Вдруг что не так. Не горячись». Безумие стыдило, ехидно мурлыча: «Безумству храбрых поем мы песню»…
Виталий, задрав голову, осмотрел конструкцию: порядок – перехлестов нет. Стропы правильным веером расходились к куполу. Подергал за лямки – хорошо.
– Хо-ро-шо-о-о, – прокричал Виталий от внезапно нахлынувшей на него откуда-то от пупка эйфории. – Я люблю тебя, жизнь. Я люблю тебя снова и снова, – не то пел, не то орал Виталий, вращая по сторонам головой.
– Эй, Кентавр, готовься к бою, часовым ты поставлен у ворот, – обратился он к висевшему поблизости Лесняку.
Лесняк, со следами счастья на лице, по-брежневски приветствуя рукой, орал в ответку:
– Не плачь, девчо-он-ка, пройдут дожди. Кентавр верне-е-тся, ты только жди…
Остальные десантники-новобранцы не пасли задних. Их тоже «пробило» на пение и декламацию, сдобренную сочными эпитетами ненормативной лексики. Земля приближалась. Тишина опушки леса оглушалась хором орущих глоток.
Остаток дня прошел в бурном обсуждении из цикла: «а я», «а у меня», «ну, думаю»…
– Ребята, а меня как потащ-щи-ло!..
– Куда, в ближайшее сельпо за мылом? – хи-хи, ха-ха…
– А я на дереве завис как… клык моржовый.
– Парашют для отчетности сдал? Молодец. Ну, и висел бы себе дальше этим украшением, – ги-ги-ги, га-га-га…
– Черти, перестаньте смешить, нога болит от смеха! – ик-ик…
– Девушка, рекомендуем Вам ноги при приземлении не раздвигать, а сводить, и эротичнее – на полусогнутых, на полусогнутых – хи-ха-ги-га и бу-га-га…
В общем, все остались довольны и собой и совершенным поступком. Все, кроме одного не прыгнувшего.
И наступило утро – время второго прыжка. Бравурные нотки все глуше прослушивались в голосах ребят. Крайнов ощутил явные признаки вчерашних страхов, только в еще более жесткой форме. Видимо, разум стал проворачивать в его сознании яркие картинки пережитых мгновений от прыжка, до момента раскрытия парашюта. Безумие, полночи наслаждавшееся обсуждением результатов своей победы, проснулось позже и быстро привело сознание в чувство.
На этот раз прыгнули все, и все благополучно приземлились. Пожалуй, единственным отличием второго прыжка было более изысканное и менее громкое пение. Впереди КУОСовцев ждали новые прыжки. И безумие, в предвкушении победы, сверлило в сознании новые дырки под знаки отличия.
