Вот вам, уважаемые читатели, еще информация к размышлению. Привозят матери гроб с телом сына. На похороны все село вышло. Сопровождающий лейтенант перед всеми рассказывает о том, какой этот парень был герой. Как он подвиг совершил. Пионеры салютуют. А солдаты – сослуживцы, что в команде сопровождения, глаза прячут. Душу надвое раздирает. Мать поседела вся. А солдаты правду в себе душат: “Ну, гад, что с матерью сделал. Струсил, из-за этого погиб”. Похоронили рядом с другим погибшим. Пионеры одинаково салютуют двум обелискам. Двум разным людям: герою и трусу.

А что если врезать матери: мол, ваш сын трус? И пенсию вам не дадут, и добрым словом никто не помянет.
Нет, нельзя. Мать не виновата. Не скажем. Представим, что через месяц один из его сослуживцев решит: хватит, не могу я больше. Ничем не рискую. Прострелю ногу. Медаль на шею, и домой.

Третий возьми, да и напиши об этой истории своей родне. И та уже с недоверием на все могилы смотрит. Может, и эти – не эти?
И награды по-разному получают. Один два года отпахал. Не царапнуло даже. Раз не пострадал – медали хватит. Другой, геройская душа, и представлен был, да заминка вышла. За “употребление” партийное взыскание повесили. Вместо ордена, значит.

И обо всем этом “афганцы” знают и с этим живут.
Хватит, наверное? Вернусь в палату. Серега запрыгал на одной ноге от тумбочки к тумбочке. Спички искал. Нашел, допрыгал обратно. Я ему снимки показывать стал. Те, что в Афганистане отснял. Жадно набросился. Вдруг один схватил, вглядывается:

– Гоша, Гоша!.. Это Гоша. Что с ним?

На операционном столе лежит солдат. Над ним склонился врач-анестезиолог. В вену иголку вставляет.

– Сережа, знаешь его?
– В учебке вместе и в Афгане вместе служили. Из Белоруссии он. Ой, как вы меня огорчили. Что с ним?
– Да успокойся. Ему только пальцы на ноге оторвало да ноги посекло. У меня есть снимок, как ему пальцы отрезают. Я тебе принесу, если не веришь. Повезло ему, сразу в госпиталь попал.

А про осколок в животе я ему не сказал.

– Вы мне этот снимок подарите. Ой, как вы меня огорчили. А где снимали?
– В Кабульском госпитале.
– А когда?
– В январе восемьдесят восьмого. Сережа, дай мне Гошин адрес.
– Дам, дам. Только он у меня дома. Я здесь второй раз лежу. Протез подгоняют. Да с ногой плохо... А живу я в Тюмени.

Вот такая получилась заочная встреча двух однополчан, двух человеческих судеб. А фотография-то ерундовая. Как говорится, мимо пройдешь – не глянешь. А вот мимо судеб не пройдешь. Судьбы эти среди нас. Давайте думать, как им помочь? С наскока тут, конечно, не решишь. И льготами не отделаешься. Доброта им нужна. Обыкновенная людская доброта, способная отогреть души. И понимание. Не всепрощение, а понимание. Давайте будем по отношению к ним чуткими, отзывчивыми, терпеливыми. Давайте помнить Гошу, лежащего на операционном столе.

А может, у этого парня другое имя?